Время
начинаю
про Ленина рассказ.
Нонепотому,
что горя
нету более,
время
потому,
что резкая тоска
стала ясною
осознанною болью.
Время,
снова
ленинские лозунги развихрь.
Нам ли
растекаться
слезной лужею,
Ленин
итеперь
живее всех живых.
Наше знанье
сила
иоружие.
Люди лодки.
Хотя инасуше.
Проживешь
свое
пока,
много всяких
грязных раку́шек
налипает
нам
набока.
Апотом,
пробивши
бурю разозленную,
сядешь,
чтобы солнца близ,
исчищаешь
водорослей
бороду зеленую
имедуз малиновую слизь.
Я
себя
под Лениным чищу,
чтобы плыть
вреволюцию дальше.
Ябоюсь
этих строчек тыщи,
как мальчишкой
боишься фальши.
Рассияют головою венчик,
ятревожусь,
незакрыли чтоб
настоящий,
мудрый,
человечий
ленинский
огромный лоб.
Ябоюсь,
чтоб шествия
имавзолеи,
поклонений
установленный статут
незалили б
приторным елеем
ленинскую
простоту.
Занего дрожу,
как зазеницу глаза,
чтоб конфетной
небыл
красотой оболган.
Голосует сердце
яписать обязан
помандату долга.
Вся Москва.
Промерзшая земля
дрожит отгуда.
Над кострами
обмороженные сночи.
Что онсделал?
Кто он
иоткуда?
Почему
ему
такая почесть?
Слово за̀ словом
изпамяти таская,
нескажу
ниодному
наместо сядь.
Как бедна
умира
сло́ва мастерская!
Подходящее
откуда взять?
Унас
семь дней,
унас
часов двенадцать.
Непрожить
себя длинней.
Смерть
неумеет извиняться.
Если ж
счасами плохо,
мала
календарная мера,
мыговорим
эпоха,
мыговорим
эра.
Мы
спим
ночь.
Днем
совершаем поступки.
Любим
свою толочь
воду
всвоей ступке.
Аесли
завсех смог
направлять
потоки явлений,
мыговорим
пророк,
мыговорим
гений.
Унас
претензий нет,
незовут
мыинелезем;
нравимся
своей жене,
ито
довольны донѐльзя.
Еслиж,
телом идухом слит,
прет
нанас непохожий,
шпилим
царственный вид,
удивляемся
дар божий.
Скажут так,
ивышло
ниумно, ниглупо.
Повисят слова
иуплывут, как ды́мы.
Ничего
невыколупишь
изтаких скорлупок.
Нирукам
ниголове неощутимы.
Как же
Ленина
таким аршином мерить!
Ведь глазами
видел
каждый всяк
эра эта
проходила вдвери,
даже
головой
незадевая окосяк.
Неужели
про Ленина тоже:
вождь
милостью божьей?
Если б
был он
царствен ибожествен,
яб
отярости
себя непоберег,
ябы
стал бы
вперекоре шествий,
поклонениям
итолпам поперек.
Яб
нашел
слова
проклятья громоустого,
ипока
растоптан
я
ивыкрик мой,
ябросал бы
внебо
богохульства,
поКремлю бы
бомбами
метал:
долой!
Нотверды
шаги Дзержинского
угроба.
Нынче бы
могла
спостов сойти Чека.
Сквозь мильоны глаз,
иуменя
сквозь оба,
лишь сосульки слез,
примерзшие
кщекам.
Богу
почести казенные
неновость.
Нет!
Сегодня
настоящей болью
сердце холодей.
Мы
хороним
самого земного
изо всех
прошедших
поземле людей.
Онземной,
нонеизтех,
кто глазом
упирается
всвое корыто.
Землю
всю
охватывая разом,
видел
то,
что временем закрыто.
Он, как вы
ия,
совсем такойже,
только,
может быть,
усамых глаз
мысли
больше нашего
морщинят кожей,
данасмешливей
итверже губы,
чем унас.
Несатрапья твердость,
триумфаторской коляской
мнущая
тебя,
подергивая вожжи.
Он
ктоварищу
милел
людскою лаской.
Он
кврагу
вставал
железа тверже.
Знал он
слабости,
знакомые унас,
как имы,
перемогал болезни.
Скажем,
мне бильярд
отращиваю глаз,
шахматы ему
они вождям
полезней.
Иотшахмат
перейдя
кврагу натурой,
влюди
выведя
вчерашних пешек строй,
становил
рабочей человечьей диктатурой
над тюремной
капиталовой турой.
Иему
инам
одно итоже дорого.
Отчегож,
стоящий
отнего поодаль,
ябы
жизнь свою,
глупея отвосторга,
заодно б
его дыханье
о́тдал?!
Данеяодин!
Дачто я
лучше, чтоли?!
Даже непозвать,
раскрытьбы только рот
кто извас
изсёл,
изкожи вон,
изштолен
нешагнет вперед?!
Вкачке
будтобы хватил
вина игоря лишку
инстинктивно
хоронюсь
трамвайной сети.
Кто
сейчас
оплакал бы
мою смертишку
втрауре
вот этой
безграничной смерти!
Сознаменами идут,
итак.
Похоже
стала
вновь
Россия кочевой.
ИКолонный зал
дрожит,
насквозь прохожен.
Почему?
Зачем
иотчего?
Телеграф
охрип
оттраурного гуда.
Слезы снега
сфлажьих
покрасневших век.
Что онсделал,
кто он
иоткуда
этот
самый человечный человек?
Коротка
идопоследних мгновений
нам
известна
жизнь Ульянова.
Нодолгую жизнь
товарища Ленина
надо писать
иописывать заново.
Далеко давным,
годов задвести,
первые
про Ленина
восходят вести.
Слышите
железный
илуженый,
прорезая
древние века,
голос
прадеда
Бромлея иГужона
первого паровика?
Капитал
его величество,
некоронованный,
невенчанный,
объявляет
покоренной
силу деревенщины.
Город грабил,
грёб,
грабастал,
глыбил
пуза касс,
аустанков
худой игорбастый
встал
рабочий класс.
Иуже
грозил,
взвивая трубы за̀ небо:
Нами
кзолоту
пути мости́те.
Мыродим,
пошлем,
придет когда-нибудь
человек,
борец,
каратель,
мститель!
Иуже
смешались
облака иды́мы,
будто
рядовые
одного полка.
Небеса
становятся двойными,
дымы
забивают облака.
Товары
растут,
меж нищими высясь.
Директор,
лысый черт,
пощелкал счетами,
буркнул:
кризис!
ивывесил слово
расчет.
Кра́пило
сласти
мушиное се́ево,
хлеба̀
зерном
вэлеваторах портятся,
апод витринами
всех Елисеевых,
живот подведя,
плелась безработица.
Ибурчало
утрущоб вутробе,
покрывая
детвориный плачик:
Под работу,
под винтовкуль,
на̀
ладони обе!
Приходи,
заступник
ирасплатчик!
Эй,
верблюд,
открыватель колоний!
Эй,
колонны стальных кораблей!
Марш
впустыни
огня раскаленней!
Пеньте пену
бумаги белей!
Начинают
черным лата́ться
оазисы
пальмовых нег.
Вон
среди
золотистых плантаций
засеченный
вымычал негр:
У-у-у-у-у,
у-у-у!
Нил мой, Нил!
Приплещи
ивыплещи
черные дни!
Чтоб чернее были,
чем явосне,
ипожар чтоб
крови вот этой красней.
Чтоб вовсем этом кофе,
враз вскипелом,
вариться пузатым
черным ибелым.
Каждый
добытый
слоновий клык
тык его вмясо,
всердце тык.
Хоть для правнуков,
незря чтоб
кровью литься,
выплыви,
заступник солнцелицый.
Якончаюсь,
бог смертей
пришел ипоманил.
Помни
это заклинанье,
Нил,
мой Нил!
Вснегах России,
вбреду Патагонии
расставило
время
станки потогонные.
УИва̀нова уже
уВознесенска
каменные туши
будоражат
выкрики частушек:
Эх, завод тымой, завод,
желтоглазина.
Время нового зовет
Стеньку Разина.
Внуки
спросят:
Что такое капиталист?
Как дети
теперь:
Что это
г-о-р-о-д-о-в-о-й?..
Для внуков
пишу
водин лист
капитализма
портрет родовой.
Капитализм
вмолодые года
был ничего,
деловой парнишка:
первый работал
небоялся тогда,
что унего
отработ
засалится манишка.
Трико феодальное
ему тесно̀!
Лез
нехуже,
чем нынче лезут.
Капитализм
революциями
своей весной
расцвел
идаже
подпевал Марсельезу.
Машину
он
задумал ивыдумал.
Люди,
ите ей!
Он
повселенной
видимо-невидимо
рабочих расплодил
детей.
Онвраз
ицарства
играфства сжевал
скоронами их
исорлами.
Встучнел,
как библейская корова
или вол,
облизывается.
Язык парламент.
Сгодами
ослабла
мускулов сталь,
онраздобрел
ираспух,
такой же
стечением времени
стал,
как иего гроссбух.
Дворец возвел
неувидишь такого!
Художник
неодин!
постенам поерзал.
Пол ампиристый,
потолок рококо́вый,
стенки
Людовика XIV,
Каторза.
Вокруг,
слицом,
что равно годится
быть илицом
иягодицей,
задолицая
полиция.
Икраске
ипесне
душа глуха,
как корове
цветы
среди луга.
Этика, эстетика
ипрочая чепуха
просто
его
женская прислуга.
Его
ирай
ипреисподняя
распродает
старухам
дырки
отгвоздей
креста господня
иперо
хвоста
святого духа.
Наконец,
ион
перерос себя,
занего
работает раб.
Лишь наживая,
жря
испя,
капитализм разбух
иобдряб.
Обдряб
илег
уистории напути
вмир,
как всвою кровать.
Его необъехать,
необойти,
единственный выход
взорвать!
Знаю,
лирик
скривится горько,
критик
ринется
хлыстиком выстегать:
Агдеж душа?!
Даэтож
риторика!
Поэзия гдеж?
Одна публицистика!
Капитализм
неизящное слово,
куда изящней звучит
соловей,
ноя
возвращусь кнему
снова иснова.
Строку
агитаторским лозунгом взвей.
Ябуду писать
ипро то
ипро это,
нонынче
невремя
любовных ляс.
Я
всю свою
звонкую силу поэта
тебе отдаю,
атакующий класс.
Пролетариат
неуклюже иузко
тому,
кому
коммунизм западня.
Для нас
это слово
могучая музыка,
могущая
мертвых
сражаться поднять.
Этажи
уже
заёжились, дрожа,
клич подвалов
подымается поэтажам:
Мыпрорвемся
небесам
враспахнутую синь.
Мыпройдем
сквозь каменный колодец.
Будет.
Сэтих нар
рабочий сын
пролетариатоводец.
Им
уже
земного шара мало.
Ирукой,
отяжелевшей
отколец,
тянется
упитанная
туша капитала
ухватить
чужой горле́ц.
Идут,
железом
клацая илацкая.
Убивайте!
Двум буржуям тесно!
Каждое село
могила братская,
города́
завод протезный.
Кончилось
столы
накрыли чайные.
Пирогом
победа настоле.
Слушайте
могил чревовещание,
кастаньеты костылей!
Снова
нас
увидите
ввоенной яви.
Эту
время
непростит вину.
Онрасплатится,
придет он
иобъявит
вам
ивашинской войне
войну!
Вырастают
наземле
слезы́ озёра,
слишком
непролазны
крови топи.
Иклонились
одиночки фантазеры
над решением
немыслимых утопий.
Голову
обжизнь
разбили филантропы.
Разве
путь миллионам
филантропов тропы?
Иуже
бессилен
сам капиталист,
так
его
машина размахалась,
строй его
несет,
как пожелтелый лист,
кризисов
изабастовок ха̀ос.
Вчей карман
стекаем
золотою лавой?
Скем идти
инакого пенять?
Класс миллионоглавый
напрягает глаз
себя понять.
Время
часы
капитала
кра́ло,
побивая
прожекторов яркость.
Время
родило
брата Карла
старший
ленинский брат
Маркс.
Маркс!
Встает глазам
седин портретных рама.
Как же
жизнь его
отпредставлений далека!
Люди
видят
замурованного вмрамор,
гипсом
холодеющего старика.
Нокогда
революционной тропкой
первый
делали
рабочие
шажок,
о, какой
невероятной топкой
сердце Маркс
имысль свою зажег!
Будто сам
взаводе каждом
стоя сто́ймя,
будто
каждый труд
размозоливая лично,
грабящих
прибавочную стоимость
заруку
поймал споличным.
Где дрожали тельцем,
невздымая глаз свой
даже
допупа
биржевика-дельца,
Маркс
повел
разить
войною классовой
золотого
добыка
доросшего тельца́.
Нам казалось
вкоммунизмовы затоны
только
волны случая
закинут
нас
юля́.
Маркс
раскрыл
истории законы,
пролетариат
поставил уруля.
Книги Маркса
ненабора гранки,
несухие
цифр столбцы
Маркс
рабочего
поставил на́ ноги
иповел
колоннами
стройнее цифр.
Вел
иговорил:
сражаясь лягте,
дело
корректура
выкладкам ума.
Онпридет,
придет
великий практик,
поведет
полями битв,
анебумаг!
Жерновами дум
последнее меля́
ирукой
дописывая
восковой,
знаю,
Марксу
виделось
видение Кремля
икоммуны
флаг
над красною Москвой.
Назревали,
зрели дни,
как дыни,
пролетариат
взрослел
ивырос изребят.
Капиталовы
отвесные твердыни
валом размывают
идробят.
Укаких-нибудь
годов
нарасстоянии
сколько гроз
гудит
отнарастаний.
Завершается
восстанием
гнева нарастание,
нарастают
революции
завспышками восстаний.
Крут
буржуев
озверевший норов.
Тьерами растерзанные,
воя истеная,
тени прадедов,
парижских коммунаров,
исейчас
вопят
парижскою стеною:
Слушайте, товарищи!
Смотрите, братья!
Горе одиночкам
выучьтесь нанас!
Сообща взрывайте!
Бейте партией!
Кулаком
одним
собрав
рабочий класс.
Скажут:
Мывожди,
асами
шаркунами?
Заречами
шкуру
распознать умей!
Будет вождь
такой,
что мелочами снами
хлеба проще,
рельс прямей.
Смесью классов,
вер,
сословий
инаречий
нарублях колес
землища двигалась.
Капитал
ежом противоречий
рос во-всю
икреп,
штыками иглясь.
Коммунизма
призрак
поЕвропе рыскал,
уходил
ивновь
маячил вотдаленьи
Повсему поэтому
вглуши Симбирска
родился
обыкновенный мальчик
Ленин.
Язнал рабочего.
Онбыл безграмотный.
Неразжевал
даже азбуки соль.
Ноонслышал,
как говорил Ленин,
ион
знал всё.
Яслышал
рассказ
крестьянина-сибирца.
Отобрали,
отстояли винтовками
ираем
разделали селеньице.
Они нечитали
инеслышали Ленина,
ноэто
были ленинцы.
Явидел горы
наних
икуст нерос.
Только
тучи
наскалы
упали ничком.
Инасто верст
уединственного горца
лохмотья
сияли
ленинским значком.
Скажут
это
обулавках а́хи.
Барышни их
вкалывают
изкокетливых причуд.
Небулавка вколота
значком
прожгло рубахи
сердце,
полное
любовью кИльичу.
Этого
необъяснишь
церковными славянскими
крюками,
инебог
ему
велел
избранник будь!
Шагом человеческим,
рабочими руками,
собственною головой
прошел он
этот путь.
Сверху
взгляд
наРоссию брось
рассинелась речками,
словно
разгулялась
тысяча розг,
словно
плетью исполосована.
Носиней,
чем вода весной,
синяки
Руси крепостной.
Ты
сбоков
наРоссию глянь
икуда
глаза никинь,
упираются
небу всклянь
горы,
каторги
ирудники.
Ноикаторг
больнее была
уфабричных станков
кабала.
Были страны
богатые более,
красивее видал
иумней.
Ноземли
сеще большей болью
недовиделось
видеть
мне.
Да, некаждый
удар
сотрешь сощеки.
Крик крепчал:
Подымайтесь
заземлю иволю
вы!
Иберутся
бунтовщики
одиночки
забомбу
изарево́львер.
Хорошо
вцаря
вогнать обойму!
Ну, аесли
только пыль
взметнешь уколеса?!
Подготовщиком
цареубийства
пойман
брат Ульянова,
народоволец
Александр.
Одного убьешь
другой
вовесь свой пыл
пытками
ушедших
переплюнуть тужится.
ИУльянов
Александр
повешен был
тысячным изшлиссельбуржцев.
Итогда
сказал
Ильич семнадцатигодовый
это слово
крепче клятв
солдатом поднятой руки:
Брат,
мыздесь
тебя сменить готовы,
победим,
номы
пойдем путем другим!
Оглядите памятники
видите
героев род вы?
Станет Гоголем,
аты
венком его величь.
Нетакой
чернорабочий,
ежедневный подвиг
на́ плечи себе
взвалил Ильич.
Онвместе,
учит вкузничной пасти,
как быть,
чтоб зарплата
взросла пятаком.
Что делать,
если
дерется мастер.
Как быть,
чтоб хозяин
поил кипятком.
Нонемелочь
целью вконце:
победив,
нестой так
над одной
сметённой лужею.
Социализм цель.
Капитализм враг.
Невеник
винтовка оружие.
Тысячи раз
одно итоже
онвбивает
втугой слух,
аназавтра
друг вдруга вложит
руки
понявших двух.
Вчера четыре,
сегодня четыреста.
Таимся,
азавтра
воткрытую встанем,
иэти
четыреста
втысячи вырастут.
Трудящихся мира
подымем восстанием.
Мыуже
нетише вод,
травинок ниже
гнев
трудящихся
густится втуче.
Режет
молниями
Ильичевых книжек.
Сыпет
градом
прокламаций илетучек.
Бился
обЛенина
темный класс,
тёк
отнего
впросветленьи,
и, обданный
силой
имыслями масс,
склассом
рос
Ленин.
Иуже
превращается вбыль
то,
вчем юношей
Ленин кля́лся:
Мы
неодиночки,
мы
союз борьбы
заосвобождение
рабочего класса.
Ленинизм идет
все далее
иболее
вширь
учениками
Ильичевой выверки.
Кровью
вписан
героизм подполья
впыль
ивслякоть
бесконечной Володимирки.
Нынче
нами
шар земной заверчен.
Даже
мы,
вкремлевских креслах если,
скольким
вдруг
из-за декретов Нерчинск
кандалами
раззвенится вкресле!
Вам
опять
напомню птичий путь я.
Заволчком
трамваев
электрическая рысь.
Кто
извас
решетчатые прутья
нецарапал
инегрыз?!
Лоб
разбей
окамень стенки тесной
затобою
смыли камеру
изамели.
Служил тынедолго, ночестно
наблаго родимой земли.
Полюбилась Ленину
вкакой изссылок
этой песни
траурная сила?
Говорили
мужичок
своей пойдет дорогой,
заведет
социализм
бесхитростен ипрост.
Нет,
иРусь
оттруб
становится сторо́гой.
Город
дымной бородой оброс.
Непопросят врай
пожалуйста,
войдите
через труп буржуазии
коммунизма шаг.
Ста крестьянским миллионам
пролетариат водитель.
Ленин
пролетариев вожак.
Понаобещает либерал
или эсерик прыткий,
сам охочий дорабочих шей,
Ленин
фразочки
снего
пооборвет донитки,
чтоб изкниг
сиял
вдворянском нагише.
Инам
уже
неразговорцы досужие,
что-де свобода,
что люди братья,
мы
вмарксовом всеоружии
одна
намир
большевистская партия.
Америку
пересекаешь
вэкспрессном купе,
идешь Чухломой
тебе
вглаза
вонзается теперь
РКП
ивскобках
маленькое б.
Теперь
наМарсов
охотится Пулково,
перебирая
небесный ларчик.
Номиру
эта
строчная буква
всто крат красней,
грандиозней
иярче.
Слова
унас
доважного самого
впривычку входят,
ветшают, как платье.
Хочу
сиять заставить заново
величественнейшее слово
ПАРТИЯ.
Единица!
Кому она нужна?!
Голос единицы
тоньше писка.
Кто ееуслышит?
Разве жена!
Ито
если ненабазаре,
аблизко.
Партия
это
единый ураган,
изголосов спрессованный
тихих итонких,
отнего
лопаются
укрепления врага,
как вканонаду
отпушек
перепонки.
Плохо человеку,
когда онодин.
Горе одному,
один невоин
каждый дюжий
ему господин,
идаже слабые,
если двое.
Аесли
впартию
сгру̀дились малые
сдайся, враг,
замри
иляг!
Партия
рука миллионопалая,
сжатая
водин
громящий кулак.
Единица вздор,
единица ноль,
один
даже если
очень важный
неподымет
простое
пятивершковое бревно,
тем более
дом пятиэтажный.
Партия
это
миллионов плечи,
друг кдругу
прижатые туго.
Партией
стройки
внебо взмечем,
держа
ивздымая друг друга.
Партия
спинной хребет рабочего класса.
Партия
бессмертие нашего дела.
Партия единственное,
что мне неизменит.
Сегодня приказчик,
азавтра
царства стираю вкарте я.
Мозг класса,
дело класса,
сила класса,
слава класса
вот что такое партия.
Партия иЛенин
близнецы-братья
кто более
матери-истории ценен?
Мыговорим Ленин,
подразумеваем
партия,
мыговорим
партия,
подразумеваем
Ленин.
Еще
горой
коронованные гла́вы,
ибуржуи
чернеют
как вороны взиме,
ноуже
горение
рабочей лавы
пократеру партии
рвется из-под земель.
Девятое января.
Конец гапонщины.
Падаем,
царским свинцом косимы.
Бредня
омилости царской
прикончена
сбойней Мукденской,
стреском Цусимы.
Довольно!
Неверим
разговорам посторонним!
Сами
соружием
встали пресненцы.
Казалось
сейчас
покончим строном,
заним
ибуржуево
кресло треснется.
Ильич уже здесь.
Онизо дня на́ день
проводит
срабочими
пятый год.
Онрядом
накаждой стоит баррикаде,
ведет
всего восстания ход.
Носкоро
прошла
лукавая вестийка
свобода.
Бантики люди надели,
царь
набалкон
выходил сманифестиком.
Апосле
свободной
медовой недели
речи,
банты
ипения плавные
пушечный рев
покрывает басом:
покрови рабочей
пустился вплавание
царев адмирал,
каратель Дубасов.
Плюнем влицо
той белой слякоти,
сюсюкающей
озверствах Чека̀!
Смотрите,
как здесь,
связавши за̀ локти,
рабочих на̀смерть
секли пощекам.
Зверела реакция.
Интеллигентчики
ушли отвсего
ивсё изгадили.
Заперлись дома,
достали свечки,
ладан курят
богоискатели.
Сам заскулил
товарищ Плеханов:
Ваша вина,
запутали, братцы!
Вот ипустили
крови лохани!
Нечего
зря
заоружье браться.
Ленин
вэтот скулеж недужный
врезал голос
бодрый изычный:
Нет,
заоружие
браться нужно,
только более
решительно иэнергично.
Новых восстаний вижу день я.
Снова подымется
рабочий класс.
Незащита
нападение
стать должно
лозунгом масс.
Иэтот год
вкровавой пене
иэти раны
врабочем стане
покажутся
школой
первой ступени
вгрозе ибуре
грядущих восстаний.
ИЛенин
снова
всвоем изгнании
готовит
нас
перед новой битвой.
Онучит
исам вбирает знание,
онпартию
вновь
собирает разбитую.
Смотри
забастовки
вздымают год,
еще
иквосстанию сумеешь сдвинуться ты.
Новот
излет
подымается
страшный четырнадцатый,
Так пишут
солдат-де
раскурит трубку,
балакать пойдет
опоходах древних,
ноэту
всемирнейшую мясорубку
ккакой приравнять
кПолтаве,
кПлевне?!
Империализм
вовсем оголении
живот наружу,
свставными зубами,
иморе крови
ему поколени
сжирает страны,
вздымая штыками.
Вокруг него
его подхалимы
патриоты
приспособились Вовы
пишут,
руки предавшие вымыв:
Рабочий,
дерись
допоследней крови!
Земля
горой
железного лома,
авней
человечья
рвань ирваль,
Среди
всего сумасшедшего дома
трезвый
встал
один Циммервальд.
Отсюда
Ленин
сгорсточкой товарищей
встал над миром
иподнял над
мысли
ярче
всякого пожарища,
голос
громче
всех канонад.
Оттуда
миллионы
канонадою вуши,
стотысячесабельной
конницы бег,
отсюда,
против
исабель ипушек,
скуластый
илысый
один человек.
Солдаты!
Буржуи,
предав ипро̀дав,
ктуркам шлют,
заВерден,
наДвину.
Довольно!
Превратим
войну народов
вгражданскую войну!
Довольно
разгромов,
смертей иран,
унаций
нет
никакой вины.
Против
буржуазии всех стран
подымем
знамя
гражданской войны!
Думалось:
сразу
пушка-печка
чихнет огнем
исдунет гнилью,
потом поди,
ищи человечка,
поди,
вспоминай его фамилию.
Глоткой орудий,
шипевших ивывших,
друг другу
страны
орут
наколени!
Додрались,
ивот
никаких победивших
один победил
товарищ Ленин.
Империализма прорва!
Мы
истощили
терпенье ангельское.
Ты
восставшею
Россией прорвана
отТавриза
идоАрхангельска.
Империя
это тебе неку̀ра!
Клювастый орел
сдвухглавою властью.
Амы,
как докуренный окурок,
просто
сплюнули
ихдинастью.
Огромный,
покрытый кровавою ржою,
народ,
голодный иголоштанный,
кСоветам пойдет
или будет
буржую
таскать,
как ивстарь,
изогня каштаны?
Народ
разорвал
оковы царьи,
Россия вбуре,
Россия вгрозе,
читал
Владимир Ильич
вШвейцарии,
дрожа,
волнуясь
над кипой газет.
Ночто
погазетным узнаешь клочьям?
Нааэроплане
прорватьсяб ввысь,
туда,
напомощь
квосставшим рабочим,
одно желанье,
единая мысль.
Поехал,
покорный партийной воле,
внемецком вагоне,
немецкая пломба.
О, если бы
знал
тогда Гогенцоллерн,
что Ленин
ивихмонархию бомба!
Питерцы
всё еще
всем нарадость
лобзались,
скакали детишками малыми,
новкрасной ленточке,
слегка припарадясь,
Невский
уже
кишел генералами.
Зашагом шаг
идойдут доточки,
дойдут
идополицейского свиста.
Уже
начинают
казать коготочки
буржуи
излапок своих пушистых.
Сначала мелочь
вроде малько́в.
Потом повзрослее
отшпротов докилечек.
Потом Дарданельский,
вдевичестве Милюков,
заним
скоронацией
прет Михаильчик.
Премьер
невласть
вышивание гладью!
Это
тебе
негрубый нарком.
Прямо девушка
иди игладь ее!
Истерики закатывает,
поет тенорком.
Еще
непопало
нам
иросинки
отэтих самых
февральских свобод,
ауоборонцев
уже хворостинки
марш, марш нафронт,
рабочий народ.
Ивдовершение
пейзажа славненького,
нас предававшие
идо
ипото́м,
вокруг
сторожами
эсеры даСавинковы,
меньшевики
ученым котом.
Ивгород,
уже
заплывающий салом,
вдруг оттуда,
из-за Невы,
сФинляндского вокзала
поВыборгской
загрохотал броневик.
Иснова
ветер
свежий, крепкий
валы
революции
поднял впене.
Литейный
залили
блузы икепки.
Ленин снами!
Даздравствует Ленин!
Товарищи!
инад головами
первых сотен
вперед
ведущую
руку выставил.
Сбросим
эсдечества
обветшавшие лохмотья.
Долой
власть
соглашателей икапиталистов!
Мы
голос
воли низа,
рабочего низа
всего света.
Даздравствует
партия,
строящая коммунизм,
даздравствует
восстание
завласть Советов!
Впервые
перед толпой обалделой
здесьже,
перед тобою,
близ,
встало,
как простое
делаемое дело,
недосягаемое слово
социализм.
Здесьже,
из-за заводов гудящих,
сияя горизонтом
вовесь свод,
встала
завтрашняя
коммуна трудящихся
без буржуев,
без пролетариев,
без рабов игоспод.
Натолщь
окрутивших
соглашательских веревок
слова Ильича
ударами топора.
Иречь
прерывало
обвалами рева:
Правильно, Ленин!
Верно!
Пора!
Дом
Кшесинской,
задрыгоножество
подаренный,
нынче
рабочая блузница.
Сюда течет
фабричное множество,
здесь
закаляется
вленинской кузнице.
Ешь ананасы,
рябчиков жуй,
день твой последний
приходит, буржуй.
Ужлезет
ксидящим
вхозяйском стуле
как живете
дачто жуете?
Примериваясь,
виюл